Зачем России единый постсоветский рынок «черного золота»?
Евразийский экономический союз (ЕАЭС) взял курс на создание общего рынка нефти и нефтепродуктов к 2025 году. В пятницу, 20 мая, соответствующую конвенцию приняли главы правительств стран союза на прошедшем в Ереване заседании межправительственного совета ЕАЭС.
Документ будет представлен главам государств ЕАЭС в конце мая в Астане. Концепция представляет собой важнейший — правда, абсолютно рамочный — документ. Согласно ему, участники ЕАЭС должны к 2025 году перейти на полностью рыночные цены на нефть и нефтепродукты во взаимной торговле, в том числе через биржевые торги.
Транспортные тарифы — по трубопроводам и железной дороге — должны быть недискриминационными, а требования к качеству нефти и нефтепродуктов — унифицированными.
Предполагается, кроме того, отказаться от существующей сейчас системы балансов (заранее согласованных годовых объемов поставок) и экспортных пошлин. Кроме того, участники должны «в пределах пропускной способности» обеспечивать поставку нефти и нефтепродуктов из-за пределов ЕАЭС как в любое государство союза, так и на экспорт за его пределы.
Иными словами, речь идет о полностью либерализованном рынке. В течение следующего года участники ЕАЭС должны согласовать программу создания общего рынка, а в 2018—2023 годах постепенно ее выполнять — с тем, чтобы в 2024 году заключить международный договор об общем рынке нефти и единых правилах доступа к транспортной инфраструктуре.
По сути, движение в этом направлении представляется вопросом национальной безопасности. По мнению ряда экспертов, общая система рынков нефти является инструментом поддержания курса национальной валюты, объемов золотовалютных резервов и залогом выполнения социальных программ и обязательств.
Что на деле выигрывает Россия от общего рынка нефти?
— Создание рынка нефти ЕАЭС сдвинуто на 2025 год неспроста — нынешняя система взаимоотношений между игроками крайне сложная, и каждый из них опасается просчитаться в ходе ее «перезагрузки», — отмечает глава аналитического управления Фонда национальной энергетической безопасности Александр Пасечник.
— Например, в Белоруссию мы поставляем нефть, из которой 40−50% возвращается к нам в виде нефтепродуктов. Остальные нефтепродукты белорусы либо используют сами, либо отправляют на экспорт. Так вот, с Минском у нас возникают разногласия: в последние годы мы недополучаем белорусские нефтепродукты, поскольку на российском внутреннем рынке ценовая конъюнктура складывается таким образом, что белорусам выгоднее экспортировать на европейский рынок.
Или взять Казахстан, который за счет России покрывает 40% своих потребностей нефтепродуктов. К 2018−2020 году казахи завершат реконструкцию своих НПЗ, и смогут покрывать не только все свои внутренние потребности, но и увеличить экспорт нефтепродуктов в соседние республики.
При этом надо понимать: Россия в любом случае останется главным донором этого проекта — стороной, которая будет субсидировать партнеров по ЕАЭС. Да, мы получим взамен некоторые преференции. Скажем, нам интересен транзит через Белоруссию нефти и нефтепродуктов по низким ставкам, и в этом случае размен «субсидии на преференции» вполне возможен и оправдан. Но с другими партнерами по ЕАЭС такие преференции могут оказаться куда менее значимыми.
Скажу больше: на мой взгляд, в перспективе — чисто экономически — мы будет тратить на проект ЕАЭС все больше и больше.
— Какой тогда смысл в создании общего рынка нефти?
— В первую очередь — политический. Чем больше мы будем субсидировать экономики наших партнеров по ЕАЭС, тем более глубоким будет процесс интеграции с ними, и тем сильнее наше политическое влияние на них.
Правда, оценить размер политического капитала, который приобретет таким способом Россия, можно только с годами. С другой стороны, Москва понимает: свято место пусто не бывает. Если не развивать интеграцию, пусть ценой донорства, с теми же Белоруссией и Казахстаном, их попытается перетянуть на свою сторону кто-то другой. Тот же Запад, который уже перетянул на свою сторону Украину.
Поэтому я считаю, что в стратегическом формате наши донорские интервенции в ЕАЭС должны себя оправдать.
— Но мы уже сегодня выступаем донорами в отношениях с Белоруссией и Казахстаном. Чем плоха нынешняя система разменов, почему она потребовала «перезагрузки» в формате ЕАЭС?
— Нынешняя система разменов сильно перекошена — Россия в ней несет гораздо больше неоправданных издержек. Да, РФ несет основную долю ответственности за интеграционные процессы, и на нас же ложится бремя помощи соседним республикам. Но все же в этих отношениях важно выдерживать определенные границы.
В какой-то степени «перезагрузка» — это способ повысить отдачу донорских вложений России. Но точно оценить эффект от этой «перезагрузки» сейчас невозможно. Я не исключаю, что к 2025 году условия развития нефтяных рынков сблизятся, и нам будет проще как принять единые нормативы для рынка нефти ЕАЭС, так и оценить выгоды каждой из сторон от введения этого рынка.
— Общий рынок нефти защитил бы национальные валюты стран ЕАЭС от падения в кризис-2014?
— Сложно сказать. Например, когда цены на нефть стремительно падали, и у нас случались девальвация рубля, белорусский бензин практически весь стал уходить на экспорт. Коммерция для Минска оказалась выше джентльменских обязательств по продаже части бензина из российской нефти на территории РФ.
Думаю, общий рынок нефти в какой-то степени мог бы защитить Россию от подобных действий партнеров. Но он вряд ли серьезно поддержал бы национальные валюты — в конце концов, не для этого он создается…
— Общий рынок нефти -один из механизмов интеграции и усиления экономических связей внутри ЕАЭС, — считает директор по развитию Фонда энергетического развития Сергей Пикин.
— Основное преимущество России перед ее партнерами по Союзу — безусловно, ее энергетика: нефть, газ, электроэнергия. РФ одна из крупнейших поставщиков этих ресурсов в мире, и именно благодаря им происходит увязка всех стран ЕАЭС.
Как работает эта схема, видно на примере Белоруссии. Минск покупает нефть у России, перерабатывает ее на своих НПЗ, поставляет нефтепродукты на западные рынки — и неплохо на этом зарабатывает.
Конвенция по формированию общего рынка нефти и нефтепродуктов делает доступной «белорусскую» схему для любого участника ЕАЭС. Этот участник сможет закупить нефть у РФ без каких-либо таможенных пошлин, перерабатывать ее, и либо использовать для собственных нужд, либо продавать.
Другими словами, идея заключается в том, чтобы сделать энергетику драйвером интеграции не на словах, а на уровне экономики. Идея, замечу, выглядит здравой, поскольку только экономическая увязка интересов делает союз стран полноценным.
— Экономически нам это выгодно?
— Это как посмотреть. Например, наши партнеры-белорусы купили у нас нефть, и поставили продукты ее переработки за границу. На деле, то же самое могли бы сделать российские нефтедобывающие компании, располагающие, к слову сказать, НПЗ на белорусской территории.
Экономическая выгода РФ в этом случае не слишком явная. Правда, к 2025 году, когда в торговле нефтью в рамках ЕАЭС произойдут серьезные институциональные изменения — например, сделки будут заключаться на бирже, — точно просчитать эту выгоду будет проще.
— Чисто политически, общий рынок нефти дает нам контроль над другими участниками ЕАЭС?
— Конечно. Из стран-участниц ЕАЭС только Россия и Казахстан обладают объемами энергоносителей, достаточными для экспорта, остальные их импортируют. Этот расклад во многом будет помогать Москве удерживать контуры ЕАЭС.
На деле, политические выгоды здесь стоят на первом месте. Понятно, например, что общий рынок нефти не увеличит потребление «черного золота» в ЕАЭС, а значит, никак не будет влиять на глобальный рынок нефти. Но он отменит таможенные пошлины на нефть и нефтепродукты в рамках ЕАЭС, и введет унифицированные правила торговли «черным золотом» — а это уже немало…
