Германия снова ставит ультиматум Европе. Так, без большой натяжки можно оценить последнее заявление Ангелы Меркель. Выступая в среду в Берлине немецкий канцлер заявила, что национальные государства обязаны отдать свой суверенитет Евросоюзу (читай – Германии). Почему немцы переходят к прямому диктату именно в тот момент, когда и судьба их канцлера, и будущее евроинтеграции представляются все более и более туманными?

В пятницу исполнится 13 лет канцлерству Меркель, совмещающей руководство Германией с лидерством в Евросоюзе. Несчастливая цифра хорошо символизирует то состояние, в котором и сама Меркель, и ЕС находятся сейчас. У себя на родине канцлер превратилась в «хромую утку», а Евросоюз в ближайшие выходные должен подписать соглашение о разводе со второй по значимости страной в своем составе, Великобританией.

А еще через полгода придется столкнуться с новым раскладом сил в Европарламенте. После майских выборов так презираемые атлантистами и евроинтеграторами популисты-евроскептики возьмут в нем от четверти до трети мест и начнут оказывать влияние на сам процесс управления Единой Европой. И это не говоря о прочих «мелких» кризисах: демонстративного превышения бюджетного дефицита новым итальянским правительством евроскептиков и угрозой Италэкзита, польской фронды и напряженных отношений с Америкой Дональда Трампа.

Казалось бы, лидерам Евросоюза нужно стать немного поосторожней с призывами ускорить победную поступь евроинтеграции – чтобы не вызвать еще больше проблем. Но они действуют ровно наоборот – и на то есть свои причины. Они хотят остановить надвигающий «девятый вал» национализма и евроскептицизма встречным валом «нам нужна еще более единая Европа»

Сначала в минувшее воскресенье Эммануэль Макрон, выступая в Бундестаге потребовал «больше Европы», снова заговорил об общеевропейской армии и о том, что ЕС необходимо больше самостоятельности во внешних делах и суверенитета за счет передачи его от национальных государств на общеевропейский уровень. Целью Евросоюза должны быть, в частности, создание общей системы обороны, единого бюджета и общеевропейского ведомства по делам беженцев с общими правилами:

Меркель тогда же поддержала Макрона, а в среду пошла даже дальше него. Выступая в Берлине на организованной фондом имени Конрада Аденауэра конференции с говорящим названием «Парламентаризм между глобализацией и национальным суверенитетом», канцлер заявила:

Сделанное потом уточнение о том, что это, конечно, должно происходить «в организованном порядке», а государства всегда должны нести ответственность за такие соглашения, и решения о передаче суверенитета должны принять национальные парламенты, ничего принципиально не меняет. Германия, при опоре на Францию, фактически требует у европейцев смириться с неизбежной ликвидацией их национального суверенитета. «Вы обязаны» — это ультиматум.

Да, это не военные ультиматумы времен Гитлера и даже не публичный финансово-экономический диктат, да и как бы не в пользу Германии, а объединенной Европы, на общее благо, так сказать. Вот только эта объединенная Европа все больше воспринимается в остальной Европе именно как немецкий проект – в лучшем случае немецко-французский. После выхода Великобритании германский характер Евросоюза станет еще более выпуклым.

Дело не только в том, что более или менее заметные страны ЕС негерманского корня (вроде Италии и Испании) должны денег немцам (ну или Европейскому центробанку, что по сути одно и тоже) – но и в том, что дальнейшая евроинтеграция, как политическая, так и экономическая, все менее популярна. Многие страны Европы не хотят отдавать свой национальный суверенитет на общевропейский уровень. Многие, напротив, не прочь забрать себе обратно часть полномочий. Понятно, что сил на это у местных политических и бизнес элит нет, но просто так игнорировать набирающую силу волну популизма, национализма и антиглобализма национальные элиты не могут. Ведь иначе их просто сменят откровенные евроскептики — сторонники роспуска или пересборки Евросоюза на принципах союза суверенных государств.

Германии же, подмявшей под себя экономику Европы, нужен следующий этап евроинтеграции – политической и финансовой. Нужно сделать так, чтобы Евросоюз превратился в реальную империю, к чему на днях открыто призвал французский министр финансов. Французы более откровенны – как потому, что их меньше идеологически «били» американцы, так и потому что рассчитывают, что немецкая экономическая мощь в сочетании с французским политическим искусством превратят Евросоюз в германо-французскую империю нового типа.

Но если Германии и Франции нужна своя Европа, то не могут же Меркель с Макроном не понимать, что призывами «отдать суверенитет» они лишь пугают остальные страны и тем более их народы? Да и в самой Германии, не говоря уже о Франции все большая (хотя пока и не основная) часть общества выступает против ограничения национального суверенитета в пользу Евросоюза. Потому что видят в нем не германский или германо-французский проект – а наднациональное, антинациональное проатлантическое образование, враждебное как интересам, так и ценностям что немецкого, что французского народов.

Для того, чтобы в таких условиях продвигать «больше Европы», нужно иметь политический капитал – но ни у Меркель, ни у Макрона его нет. У нее уже нет – а у него еще нет (впрочем, и не будет). Тогда зачем этот тон – «обязаны отдать суверенитет»?

Они просто торопятся, потому что сам процесс кризиса ЕС, падения доверия к нынешней его модели, объективно работает против евроинтеграторов. Его невозможно переждать – нужно противостоять ему, переходя в наступление, требуя еще большего объединения. Евроскептики говорят, что ЕС не работает и не справляется? А мы говорим, что это потому, что мы застряли на полпути, не делаем новых шагов в сторону превращения в единое государство – примерно такова тактика Берлина и Парижа.

Ради движения вперед они даже рассматривают вариант «Европы двух скоростей» — то есть ускоренной интеграции ядра ЕС с отодвиганием в сторону тех, кто не готов или не хочет. Конечно, этот вариант очень опасен для самой идеи евроинтеграции, потому что чреват фактическим распадом пускай и формально, но политически единого Евросоюза. Скорее его можно считать пугалом для слабых стран: не будете слушаться, не возьмем вас с собой в «светлое будущее». Ну и, конечно, запасным вариантом на тот крайний случай, если ЕС реально начнет разваливаться. Тогда уже ради сохранения главного можно будет отсечь периферию.

Но пока что в Берлине настроены оптимистично – с Меркель или без, но продолжать углублять евроинтеграцию. Пережить майские выборы в Европарламент и получить новое общеевропейское правительство, которое впервые возглавит немец. Да, его фамилия уже известна – новым канцлером единой Европы (то есть главой Еврокомиссии) летом 2019 года должен стать Манфред Вебер. Этот 46-летний католик из баварского Христианско-социального союза сейчас возглавляет в Европарламенте фракцию Европейской народной партии (объединяющую представителей различных европейских партий, например, германской ХДС-ХСС).

Как крупнейшая фракция в Европарламенте ЕНП выдвигала своего кандидата в общеевропейские премьеры в 2014-м году – и Жан-Клод Юнкер получил поддержку как большинства стран в Евросовете (коллективный руководящий орган ЕС), так и в самом Европарламенте. Но и сам Юнкер, и его предшественники, представляли малые страны Европы – просто потому, что та же Великобритания не хотела немецкого кандидата и пыталась блокировать даже пронемецких. Но теперь островная монархия не будет участвовать в общеевропейских выборах, и две недели назад на съезде ЕНП Манфред Вебер стал ее кандидатом на пост председателя Еврокомиссии в 2019 году.

«Спасибо большое всем за вашу поддержку, и давайте вместе перевернем страницу в истории Европы», написал он после своего выдвижения.

Теперь помешать ему стать главой общеевропейского правительства может не просто успех евроскептиков, но и серъезное поражение входящих в ЕНП партий на майских выборах — если народники перестанут быть крупнейшей фракцией в новом Европарламенте. Иначе уже летом у Европы появится немецкий руководитель, а Меркель сможет наконец-то отправиться на пенсию.