Отношения между Москвой и Анкарой за последние полтора года прошли путь от балансирования на грани войны до почти открытого военного союза. Все изменилось после неудавшегося военного переворота летом 2016 года, и сегодня военное сотрудничество с Москвой считается одним из приоритетов турецкой политики. В преддверии визита в Россию президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана «Лента.ру» взяла интервью у одного из ведущих военных экспертов, главного редактора журнала Moscow Defense Brief Михаила Барабанова, соредактора книги «Турецкая военная машина: Сила и слабость», подготовленной к изданию московским Центром анализа стратегий и технологий (ЦАСТ).
«Лента.ру»: В 1980-х годах ВС Турции были одними из самых крупных в Европе, и сейчас по-прежнему остаются весьма многочисленными. С чем связано такое внимание Анкары к военной области? Какие угрозы для страны видит турецкое правительство?
Михаил Барабанов: Турция сама по себе крупное государство, достаточно напомнить, что численность ее населения достигла 80 миллионов человек Поэтому численность ВС Турции относительно населения — на начало 2016 года это около 443 тысяч человек, сейчас, после чисток и сокращений, после попытки военного переворота это уже около 400 тысяч (все цифры без учета гражданского персонала, без жандармерии и береговой охраны) — даже меньшая, чем относительная численность ВС России.
Причины традиционного содержания Турцией крупной армии на протяжении ХХ столетия очевидны. Это исторически конфликтные отношения с большинством соседей: Грецией, Болгарией, а самое главное, — с Россией/СССР. Причем Россия была не только наиболее могущественным противником, но и представляла своего рода «экзистенциальную» угрозу Турции в связи с традиционным стремлением к установлению контроля над Черноморскими проливами, что для Турции было бы равнозначно расчленению страны и утрате ее самых развитых районов.
Естественно, что после 1991 года, когда российская угроза и угроза со стороны Варшавского договора были практически сняты, началось сокращение ВС Турции. Но оно не могло быть радикальным, поскольку остаются враждебные отношения с Грецией, кипрский вопрос, борьба с курдским сепаратизмом, а также добавилась напряженность на южных и юго-восточных границах в связи с конфликтами в Ираке, а теперь и в Сирии.
Ну и, наконец, не стоит сбрасывать со счетов то, что армия в республиканской Турции представляла собой в значительной мере автономную силу по отношению к правительству, и сама по себе не была заинтересована в глубоких сокращениях.
Какие основные изменения произошли в турецких ВС в 1990-х годах?
После 1991 года ВС Турции сократились примерно на 200 тысяч военнослужащих, было проведено сокращение числа соединений. Армия была постепенно переведена на бригадную структуру. Дивизии, которые еще в 1980-е по своей организации находились на уровне Второй мировой войны и состояли из полков, перевели на бригадную организацию, а само их число значительно сократили.
Были сокращены силы на границах с бывшим СССР (3-я полевая армия), которые были переориентированы на борьбу с курдскими повстанцами.
Но в целом можно сказать, что Вооруженные силы Турции после 1991 года претерпели меньшие сокращения и трансформации, чем вооруженные силы других стран НАТО.
Важным фактором стали массовые передачи Турции боевой техники, высвобождаемой в ходе сокращений ВС развитых стран НАТО в Европе — в первую очередь, армий США и ФРГ. Это позволило значительно повысить уровень технического оснащения турецкой армии, до того весьма низкий, особенно в отношении парка бронетехники, артиллерии, частично — авиации.
Наконец, 1990 — 2000-е годы стали периодом активного развития турецкой оборонной промышленности, интенсивно поддерживаемой государством и опирающейся в основном на иностранные лицензии. Здесь стоит выделить организацию авиастроительным объединением TAI сборки истребителей Lockheed Martin F-16C/D, что позволило перевооружить этими самолетами большую часть ВВС Турции, налаживание компанией FNSS лицензионного выпуска боевых машин пехоты AIFV (ACV-15), позволившее повысить механизацию армии, выпуск с 2000-х годов по иностранным лицензиям дальнобойных 155-мм/52 гаубиц в буксируемом (Panter) и самоходном (Firtina) исполнениях, освоение компанией Roketsan при китайском содействии производства реактивных систем залпового огня калибра 107, 122 и 302 миллиметра (и ракет к ним) и даже оперативно-тактического ракетного комплекса J-600T Yildirim, организацию постройки подводных лодок, фрегатов и ракетных катеров по германским проектам.
После подавления попытки военного переворота 15 июля 2016 года что-то поменялось?
В организационном плане произошли серьезные изменения. В первую очередь, следует отметить резкое понижение роли Генштаба, начальник которого до того осуществлял полное руководство ВС. Теперь все командующие видами ВС переподчинены непосредственно президенту.
Президент и премьер-министр Турции получили право напрямую отдавать приказы командующим и получать информацию от них, без предварительного согласия начальника Генштаба. Повышена роль министерства национальной обороны в управлении ВС (в противовес Генштабу). Из состава ВС был выведены и переданы МВД жандармерия и береговая охрана.
В целом проходящее в Турции после 15 июля 2016 года свидетельствует о резком сокращении автономии и роли военной верхушки в политическом процессе и о фактическом полном переходе контроля над ВС к политическим властям во главе с президентом Эрдоганом.
Что из себя представляют турецкие ВС в данный момент?
В целом они представляют собой противоречивую картину. Основная проблема военного строительства в том, что Турция остается достаточно бедной страной, вынужденной содержать при этом большие по численности ВС. Прежде это вынуждало поддерживать повышенный уровень военных расходов (еще в 2002 году — 3,5 процента ВВП).
В последние 15 лет уровень военных расходов к ВВП постоянно сокращался, упав до 1,6 процента в 2016 году (все данные официальные, но есть и неофициальные оценки, более высокого уровня). По современным меркам это немного, и такой уровень существенно тормозит качественную модернизацию ВС, затрудняя достижение ими передовых западных стандартов.
Поэтому сухопутные войска Турции до сих пор остаются относительно отсталыми. По техническому и организационному уровню они примерно соответствуют развитым странам НАТО 1970-х — 1980-х годов. Основная масса танков — машины второго (М60, Leopard 1) и даже первого (М48А5) поколений. Танков третьего поколения Leopard 2A4, полученных от Германии в немодернизированном виде, немного (менее 350). Основные бронированные машины — старые американские БТР М113 и созданные на их базе лицензионные «легкие» БМП AIFV. Артиллерия по большей части также старых американских типов (за исключением гаубиц Panter и Firtina).
Оснащение турецкой пехоты весьма невысокое, до настоящего времени она даже полностью не обеспечена современными индивидуальными средствами защиты (бронежилетами и кевларовыми касками) и использует устаревшее стрелковое оружие (лицензионные немецкие винтовки G3 и автоматы Калашникова). Невысока насыщенность противотанковыми средствами, в первую очередь противотанковыми ракетными комплексами. Основной гранатомет — полученные из запасов армии бывшей ГДР РПГ-7 со старыми выстрелами (с истекающими сроками хранения). Основа войсковой ПВО — малокалиберные зенитные пушки.
Основой комплектования остается призыв. На ноябрь 2016 года в ВС Турции насчитывалось около 193 тысяч рядовых срочной службы и всего 15,7 тысяч рядовых, набранных по контракту. Это несколько компенсируется многочисленным профессиональным унтер-офицерским корпусом, насчитывающим более 66 тысяч человек. Однако очевидно, что перед нами массовая призывная армия со всеми недостатками такой системы в современных условиях.
Опыт участия турецкой армии в интервенции в Сирии начиная с августа 2016 года (операция «Щит Евфрата») свидетельствует о невысоком уровне подготовки личного состава, особенно на низших уровнях, и о недостаточной технической оснащенности войск. Есть, видимо, и проблемы с мотивацией личного состава.
В то же время весьма современными и боеготовыми выглядят ВВС Турции. В боевом отношении они представляют собой однородную силу из 235 истребителей F-16C/D, постоянно дорабатывающихся и оснащающихся новым вооружением. Кроме того, в ВВС сохраняется около 47 модернизированных с израильской помощью истребителей-бомбардировщиков F-4E-2020, также с достаточно современным оборудованием. Закупается и осваивается весьма значительное количество современного управляемого и высокоточного вооружения, как американского, так и теперь уже турецкого производства, которое используется в боевых действиях в Сирии. Создана группировка из четырех только недавно закупленных современных самолетов дальнего радиолокационного обнаружения и управления Boeing 737AEW&C. И наконец, уже в 2018 году ВВС Турции должны получить первые истребители пятого поколения Lockheed Martin F-35A.
Слабой стороной турецких ВС остается недостаточная численность вертолетной авиации, однако эта ситуация должна быть выправлена с началом поставок новых боевых вертолетов Т129 АТАК (модифицированный лицензионный вариант итальянского AgustaWestland А129, уже поставлено 19 единиц) и с планируемым началом лицензионного производства многоцелевых вертолетов Т70 (Sikorsky S-70i Black Hawk).
Предпринимаются активные усилия по развитию беспилотной авиации. Ведется отработка дальнего беспилотного летательного аппарата Anka собственной конструкции, а с 2016 года в Сирии уже начали применяться турецкие ударные беспилотники Bayraktar TB2.
Серьезным изъяном остается слабость наземных средств ПВО. В Турции продолжают эксплуатироваться в относительно небольших количествах устаревшие ЗРК Hawk, Rapier и даже такая музейная архаика, как Nike Hercules. При этом закупка современных зенитных ракетных систем затягивается, как и разработка своих комплексов.
Достаточно современными и многочисленными выглядят ВМС Турции, ядро которых составляют подводные лодки, фрегаты и большие ракетные катера немецких проектов.
Каковы основные проблемы, с которыми сталкивается турецкое военное строительство?
Основной проблемой остается уже указанная нехватка ресурсов для поддержания на действительно высоком уровне столь крупных вооруженных сил. Хотя ожидается, что к 2020 году уровень военных расходов будет поднят до двух процентов ВВП (как того требуют обязательства НАТО), это не изменит ситуацию. Тем не менее рост военных расходов позволит ускорить техническую модернизацию Вооруженных сил Турции, обеспечив достаточное финансирование ключевых программ — истребителей F-35A, вертолетов Т129 и Т70, танка Altay, беспилотников, современных ЗРК, систем разведки, связи и управления, дальнобойного ракетного оружия, универсального десантного корабля, новых фрегатов, корветов и неатомных подводных лодок. Возможно, что будет продолжено сокращение численности ВС.
В политическом отношении основной угрозой остается подспудная взаимная напряженность между ВС и режимом Эрдогана, уже прорвавшаяся в событиях 15 июля 2016 года. Несмотря на масштабные чистки, репрессии и оргреформы, проводимые властями, основные причины не устранены (и вряд ли могут быть устранены). Поэтому нельзя быть уверенными в исключении новых столкновений в будущем.
Кроме того, беспрерывные чистки генералитета и офицерского корпуса по политическим мотивам, идущие в Турции уже несколько лет (напомню. что до 15 июля было известное дело «Эргенекона») неизбежно дестабилизируют ВС и подрывают профессионализм и преемственность кадрового командного состава. Это может негативно отразиться на боеготовности ВС и компетентности командования.
Как Турция видит свое место в НАТО и будущее страны в Альянсе? Есть ли среди военных дискуссия по этому вопросу, какие позиции представлены?
Это весьма интересная и сложная тема. С одной стороны, ранее турецкая военная верхушка, считавшая себя оплотом кемалистских традиций и в целом светского республиканского строя, однозначно выступала за ориентацию на США и НАТО, рассматривая это как логическое продолжение внутренней прозападной политики и как часть курса на модернизацию. Настроенные таким образом офицеры и генералы («атлантисты») составляли большинство военного руководства.
Наряду с этим среди генералов и старших офицеров были и представители других идейных направлений, среди которых турецкие обозреватели выделяют «традиционалистов» (людей, склонных к религиозным и консервативным воззрениям и стоящих на позициях традиционного докемалистского «османизма»), «националистов» или «народников» (придерживающихся крайне правых националистических и пантюркистских взглядов и апеллирующих к исконному раннему кемализму) и «интернационалистов» или «евразийцев» (придерживающихся современных, даже отчасти левых взглядов, но выступающих против односторонней ориентации на США и НАТО и желающих многовекторной политики, «сдвига на Восток/Азию» в широком смысле и т.д.)
В 2010-2014 годах по итогам дела «Эргенекона» и подобных из турецкой армии было вынуждено уволиться большое количество офицеров, относившихся к «народникам» и «интернационалистам». Можно говорить о состоявшейся в этот период зачистке условно левого (по политическим взглядам) крыла в ВС. Эта чистка стала причиной идейного скольжения турецких военных в сторону правых идей — в первую очередь «атлантизма», но также и религиозного консерватизма. По мнению турецких обозревателей, именно этот процесс попытались оседлать и возглавить члены пресловутой организации Гюлена, которые приняли активное участие в попытке переворота 15 июля 2016 года.
В ходе последовавших за провалом путча чисток основной удар пришелся, наоборот, по офицерам-сторонникам «атлантизма» и «традиционалистам». В результате сейчас в турецких ВС снова укрепились «националисты-народники» и «интернационалисты-евразийцы». Это, наряду с очевидным сочувствием руководства НАТО и ведущих западных стран блока к «атлантическому» крылу турецкого офицерства (активно участвовавшему в заговоре), привело к резкому возрастанию скепсиса по отношению к НАТО в турецком военно-политическом руководстве. Общественное мнение после 15 июля также занимает по отношению к НАТО неблагоприятную позицию.
Тем не менее не стоит переоценивать значение этих факторов и тем более ожидать разрыва Турции с НАТО. Участие в Альянсе в целом очень выгодно для Турции, как для относительно слаборазвитой страны. Оно дает туркам доступ к современному западному военному обучению, к передовым командным и управленческим процедурам, к технологиям, к новой военной технике, к многообразным формам взаимодействия и получения помощи. Турецкая военная и политическая элита это понимает. В свою очередь, геостратегическая важность Турции для США и НАТО, особенно в условиях конфликтов в Сирии и Ираке, дает возможность Анкаре активно ставить условия и выдвигать условия своего содействия Западу. Поэтому Турция, видимо, будет повышать цену своего участия в НАТО для США и других партнеров по Альянсу.
Как можно оценить динамику и приоритеты развития собственной оборонной промышленности Турции? Какие применяются методы, есть ли следы продуманной стратегии?
В последние 25 лет турецкая оборонная промышленность совершила значительный скачок в развитии. Турция не только стала способна производить многие современные виды вооружения и техники (в основном пока что по иностранным лицензиям), но и реализовала либо начала реализовывать ряд амбициозных перспективных военно-промышленных программ (танк Altay, истребитель TF-X — тоже пока что при иностранном содействии), а также вошла в круг активных экспортеров вооружения.
Это продуманная и достаточно последовательно реализуемая государственная стратегия, основывающаяся на формулируемых долгосрочных планах. Основой развития турецкой оборонной индустрии является активное привлечение иностранного опыта и содействия. Это в первую очередь создание при государственной поддержке совместных предприятий с иностранными компаниями для лицензионного производства иностранных образцов техники со значительным уровнем локализации и последующей модернизацией либо приобретение иностранных лицензий с освоением полного цикла выпуска у себя.
При реализации амбициозных перспективных национальных программ создания систем вооружений выбирается иностранный партнер для участия в разработке и передачи технологий и опыта. Так, танк Altay создавался при участии южнокорейской компании Hyundai Rotem, а начатое создание перспективного турецкого легкого истребителя TF-X подкреплено соглашениями о партнерстве с BAE Systems и Saab АВ. При этом в долгосрочных планах большое место отводится локализации и «импортозамещению» изделий и систем в процессе серийного производства.
Другим направлением является поощрение турецких оборонных предприятий к участию в международной военно-промышленной кооперации и в иностранных производственных программах. В результате, например, компании такой не самой высокоразвитой страны, как Турция, сумели получить весьма значительное место в качестве субподрядчиков в программе производства американских истребителей пятого поколения F-35. Достаточно указать, что только в 2016 году объем заключенных новых контрактов турецкой оборонной и авиационной промышленности на поставки только в США составил внушительные 587 миллионов долларов.
Большая роль в развитии ВПК в Турции отводится частному сектору. Частные компании всячески стимулируют к участию в военном производстве, и в ряде случаев закупочные тендеры специально проводятся только среди частников, без допуска государственных производителей. Так было, например, с программой постройки универсального десантного корабля. В результате многие турецкие частные оборонные фирмы добились крупных успехов, превратившись в заметных игроков не только на турецком, но и на международном рынке. Так, компания Otokar (входящая в состав частного холдинга Koç) стала не только крупнейшим турецким производителем бронетехники, но и головным подрядчиком в создании турецкого национального танка Altay, вложив в эту программу около миллиарда долларов собственных средств. Или можно вспомнить турецкую частную верфь Yonca-Onuk, за относительно короткий срок ставшую одним из ведущих в мире поставщиков скоростных военных катеров.
Какие можно привести удачные или, наоборот, неудачные примеры собственных и совместных программ, призванных развивать национальное оборонное производство и разработки?
До сих пор в Турции было реализовано лишь относительно небольшое количество непосредственно национальных программ создания видов вооружений. Упор до последнего времени делался на лицензионное либо совместное производство (истребители F-16C/D, легкие военно-транспортные самолеты CN-235, боевые машины пехоты AIFV, гаубицы Panter и Firtina, боевые корабли и подводные лодки немецких проектов).
Самостоятельные программы по созданию стали реализовываться только в последнее десятилетие, и они сталкиваются со значительными сложностями и затягиваниями сроков, понятными с учетом ограниченных возможностей турецких разработчиков и производителей. Значительные проблемы создает невозможность получить планируемое иностранное содействие. Так, проект турецкого дальнего беспилотника Anka серьезно затормозился после отказа от участия в нем израильских компаний из-за ссоры Эрдогана с Израилем. Или, например, ввиду отказа австрийского правительства по политическим причинам после событий 15 июля 2016 года выдать лицензию австрийской фирме AVL List на передачу технологий, турецкая компания Tümosan не смогла создать совместно с австрийцами дизельный двигатель для танка Altay, который в итоге будет оснащаться импортными немецкими дизельными двигателями MTU.
Как и любая недостаточно развитая в промышленном отношении страна, Турция сталкивается с серьезными проблемами и задержками при переходе от создания штучных опытных образцов к их серийному производству. Это видно на примере вертолета Т129 АТАК или того же танка Altay.
Вызывает сомнения реализуемость ряда наиболее претенциозных турецких оборонных программ последнего времени, вроде создания собственного перспективного истребителя TF-X. При этом уже заявляется готовность к самостоятельному созданию широкого спектра самых разнообразных комплексов (зенитные ракетные системы, крылатые и баллистические ракеты, спутники, пассажирские самолеты). В ряде случаев у турецких оборонщиков (а в большей степени у политического руководства) наблюдается «головокружение от успехов». Притом что, как было сказано, пока что достижения Турции в создании и доведении до серийных поставок собственных сложных систем вооружения выглядят достаточно бледно. Поэтому ближайшие годы покажут, насколько оправданными выглядят турецкие амбиции в этой сфере.
Беседовал Константин Богданов
