По всей видимости, готовится «большая сделка» между Белым домом и республиканским истеблишментом, включая Конгресс: истеблишмент не будет предпринимать реальных попыток отправить Трампа в отставку через импичмент, но президент будет фактически отстранён от выработки внешнеполитического курса и принятия главных решений.
Со времени инаугурации Дональда Трампа прошло чуть больше месяца. За это время новый президент, с одной стороны, демонстрировал намерение выполнить предвыборные обещания, в том числе порвать с американской внешнеполитической традицией и проводить политику защиты национальных интересов в их узком понимании. Он продолжил критику НАТО и Евросоюза, вывел США из ТТП, подписал указ о строительстве стены на границе с Мексикой, сорвал визит её президента в Вашингтон и провёл весьма импульсивные телефонные беседы с канцлером Германии Ангелой Меркель и особенно премьер-министром Австралии Малкольмом Тернбуллом.
С другой стороны, были свидетельства в пользу преемственности внешней политики США по многим вопросам. Трамп провёл относительно удачные встречи с лидерами наиболее близких союзников Америки – Великобритании, Японии, Израиля и Канады, а ключевые лидеры его администрации – вице-президент Майкл Пенс, госсекретарь Рекс Тиллерсон и министр обороны Джеймс Мэттис – делали весьма традиционные для внешней политики США заявления. Особую значимость имели выступления Пенса и Мэттиса на прошедшей недавно Мюнхенской конференции по безопасности. В этих первых после инаугурации Трампа программных внешнеполитических речах они подчеркнули преемственность политики США в Европе, в том числе в отношении НАТО и украинского кризиса.
Буквально накануне Мюнхенской конференции Белый дом обозначил весьма жёсткую позицию по Крыму, ничем не отличающуюся от подхода обамовской администрации, а на ней самой вице-президент США Пенс заявил о поддержке новой администрацией как решения США и НАТО о размещении четырех батальонов в Польше и Прибалтике, так и позиции о том, что ответственность за невыполнение Минских соглашений лежит на России. Всё это вызвало со стороны российских наблюдателей, надеявшихся на относительно быстрое улучшение отношений с США, разочарование.
Наконец, за этот месяц до предела обострилась борьба между администрацией Трампа и проигравшим в 2016 году политическим и внешнеполитическим истеблишментом США, добивающимся если не смещения Трампа со своего поста, то по крайней мере создания таких условий, при которых тот в принципе не сможет проводить какую-либо политику, условий паралича.
Причём незадолго до Мюнхенской конференции истеблишмент одержал первую большую победу. Из-за прямого саботажа со стороны бюрократии и безудержной критики Конгресса, СМИ и политической элиты в целом менее, чем через месяц после начала работы, был вынужден уйти в отставку ключевой участник внешнеполитической команды Трампа – его советник по национальной безопасности Майкл Флинн. Помимо политического удара по администрации в целом его уход – плохой знак и для российско-американских отношений. Именно Флинн сыграл ключевую роль в формировании внешнеполитических взглядов нового президента и, в частности, мнения о том, что Россию не стоит рассматривать как первоочередного противника и что сотрудничество с ней, прежде всего по борьбе с исламским терроризмом, полезно для Вашингтона.
Какие выводы можно сделать из всех этих событий – и прежде всего выступлений Пенса и Мэттиса в Мюнхене и отставки Флинна – для внешней политики США и российско-американских отношений? И насколько алармистские высказывания о «провале» российско-американского сближения при Трампе оправданы?
Как ни парадоксально может показаться на первый взгляд, но преемственность речей Пенса и Мэттиса в Мюнхене и отставка Флинна связаны друг с другом. И то и другое свидетельствует о постепенном усилении внутри администрации Трампа позиций традиционного республиканского политического истеблишмента, главным представителем которого в Белом доме является вице-президент. Республиканскому истеблишменту в принципе хотелось бы, чтобы Пенс, а не Трамп, являлся руководителем администрации – или де-юре, или хотя бы де-факто.
Именно Пенс имел прямое отношение и к отставке Флинна и к назначению нового советника по национальной безопасности – генерал-лейтенанта Герберта Макмастера, внешнеполитические взгляды которого куда более соответствуют республиканскому мейнстриму, нежели чем идеи Флинна. Макмастер выражает гораздо более умеренный по сравнению с Флинном подход к исламу, в том числе Ирану, а вот Россию считает одной из главных угроз США, европейской безопасности и международному порядку в целом. Генерал ранее не единожды высказывался за необходимость «передового сдерживания» России не только в Балтийском регионе, но и на Украине. Тех же взглядов придерживается Пенс.
Назначение Макмастера также свидетельствует об усилении позиций Джеймса Мэттиса, находившегося с Флинном в непростых отношениях. Глава Пентагона тоже не разделял радикальный подход предыдущего советника к исламу (хотя они вполне соглашались в необходимости более враждебной политики в отношении Ирана) и его идею, что сотрудничество с Россией по борьбе с исламским терроризмом важнее сдерживания России на Украине и в Европе в целом.
Таким образом, центр власти по вопросам внешней политики и политики безопасности смещается к группе «Пенс – Мэттис», включающей в себя также директора ЦРУ Майкла Помпео и министра внутренней безопасности Джона Келли. Для российско-американских отношений это не сулит ничего хорошего.
Вторым свидетельством постепенного захвата администрации Трампа республиканским истеблишментом является объявленное самим же президентом предстоящее назначение на один из руководящих внешнеполитических постов Джона Болтона. Он – один из наиболее одиозных американских неоконсерваторов, убеждённых сторонников силового распространения демократии, человек, взгляды которого на внешнюю политику и международные отношения фундаментально расходятся с подходом Трампа, но зато совпадают с консервативным республиканским мейнстримом, в котором вот уже 20 лет именно неоконсерваторы.
По всей видимости, готовится «большая сделка» между Белым домом и республиканским истеблишментом, включая Конгресс: истеблишмент не будет предпринимать реальных попыток отправить Трампа в отставку через импичмент, но президент будет фактически отстранён от выработки внешнеполитического курса и принятия главных решений. Центром принятия этих решений станет «дуумвират» вице-президента и министра обороны, в то время как преданные Трампу люди – главный стратег Белого дома Стив Бэннон и советник президента Джаред Кушнер – сконцентрируются на вопросах внутренней политики и пиара. Какую роль в данном раскладе будет играть госсекретарь Тиллерсон, пока не ясно. Если Болтон, являющийся идеологическим противником Тиллерсона, получит должность первого замгоссекретаря, то глава госдепа тоже будет ограничен в проведении политики, расходящейся с традициями республиканского мейнстрима. Не случайно именно Пенс и Мэттис, а не Тиллерсон, выступали от имени США на Мюнхенской конференции.
Однако это не значит, что главный внешнеполитический посыл Трампа – что Америка должна заняться собой, собственным усилением и продвижением национальных интересов в их узком понимании, а не переделыванием других под свои ценности – будет полностью отвергнут и США вернутся к неоконсервативному гегемонизму. В конце концов, ни Мэттис, ни Макмастер ни тем более Тиллерсон не являются неоконсерваторами. Первые два – ястребы, но ястребы – прагматики, а не идеологи. Скорее, можно говорить о постепенном формировании общего знаменателя между установками Дональда Трампа об ориентации на национальные интересы США в их узком понимании и глобалистскими традициями республиканского консервативного истеблишмента. При этом по целому ряду вопросов (односторонность, максимизация военного превосходства США, максимальная свобода рук по части оборонной политики, утилитарный подход к союзническим отношениям) эти два компонента вполне совпадают друг с другом.
В соответствии с этим общим знаменателем, а также исходя из выступлений Пенса и Мэттиса в Мюнхене, стратегическую цель внешней политики администрации Трампа можно определить следующим образом: обеспечить новое усиление Запада – и США как его центра, возродить его глобальное первенство в материальном плане. Данная формулировка, призванная вызывать аналогии с рейгановскими временами, полностью соответствует лозунгам Трампа о возрождении величия США и проведении политики «Америка прежде всего» и в то же время отражает пафос выступлений Пенса и Мэттиса.
И Трамп, и представители истеблишмента внутри администрации сходятся в одном: невозможно лидировать и успешно бороться с угрозами, не будучи самым сильным. Оба лагеря соглашаются, что активное перераспределение силы в пользу незападных великих держав и «проседание» США происходило в последнее десятилетие потому, что Америка слишком много тратила на попытки переделать другие страны и слишком мало занималась собственной экономикой и военной мощью. Пришло время заняться самоусилением, сфокусироваться на первенстве, а не лидерстве как таковом. Отсюда – экономический национализм администрации Трампа, её намерение (подтверждённое Пенсом и Мэттисом) существенно нарастить военные расходы и требование к европейцам делать то же самое.
Выступления Пенса и Мэттиса в Мюнхене создали относительно внятное представление об иерархии угроз национальной безопасности США – как она понимается новой администрацией. На первое место они поставили международный исламский терроризм в целом (примечательно, что с приходом Трампа прилагательное «исламский» в словосочетании «международный терроризм» перестало быть табуированным) и прежде всего ДАИШ (террористическая организация, запрещённая в РФ). На второе – Иран, который рассматривается и как главный спонсор терроризма, и как распространитель оружия массового поражения и ракетных технологий. На третье место были отнесены Северная Корея и распространение ОМУ и ракетных технологий в целом. Россия подразумевалась как вызов европейской безопасности и НАТО, но не была названа угрозой национальной безопасности США открыто и прямо. В этом – серьёзное отличие от подхода администрации Обамы, официально ставившей Москву на одну планку с ДАИШ и вирусом «Эбола». При этом то время, которое Пенс и Мэттис уделили в своих выступлениях терроризму и Ирану, несопоставимо больше того, что было посвящено России.
Примечательно, что среди военных угроз вообще не был упомянут Китай, что несколько расходится с общим антикитайским пафосом заявлений Трампа. Это может быть связано и с евроатлантической тематикой Мюнхенской конференцией (в конце концов, главной задачей было убедить европейцев в преемственности политики США в Европе) и с тем, что Китай, будучи, несомненно, фундаментальным вызовом США, не является первоочередным, особенно по сравнению с ДАИШ, Ираном, КНДР и даже Россией. Большая часть военного и внешнеполитического истеблишмента США считает, что в отношении Китая у них есть время.
Но тем не менее за прошедший месяц Вашингтон ясно показал, что не откажется от системы военных союзов в Азии, и политика военного-политического сдерживания Китая будет не только продолжена, но и интенсифицирована. Самым первым зарубежным визитом нового главы Пентагона стал визит в Японию (а не в Европу или на Ближний Восток, как было при предыдущих администрациях), в ходе которого он подтвердил приверженность США американо-японскому договору об обороне и то, что он распространяется на её спорные с Китаем территории. Затем последовал визит японского премьера Синдзо Абе в Вашингтон и его встреча с Дональдом Трампом (уже вторая после победы Трампа на выборах и первая после инаугурации), который тоже подтвердил стабильность союзнических отношений США и Японии. По словам японских дипломатов и экспертов, данные встречи полностью внушили им уверенность в надёжности США как союзника (это касается их политики как в отношении Северной Кореи, так и в отношении КНР), и при Трампе американо-японские отношения пока складываются даже лучше, чем при Обаме.
И Пенс, и Мэттис дали понять, что революционных изменений в американской внешней политике не будет. США не откажутся от системы союзов – ни в Европе, ни в Азии, не «уйдут» из Европы и не будут сворачивать своё военное присутствие на континенте, в том числе на территории восточноевропейских стран альянса. В обоих выступлениях не было ни слова про «Америку прежде всего».
Опять-таки, это вовсе не означает отказ администрации Трампа от приверженности односторонним действиям. Сигналов о том, что новая администрация будет проводить более односторонний курс, чем предыдущая, за прошедший месяц было более чем достаточно и посылались они далеко не только самим Трампом. Например, это список стран, лидеры которых за это время посетили Вашингтон и встретились с Дональдом Трампом: Япония, Великобритания, Израиль и Канада. В нём нет ни Германии, ни Франции, не говоря уже о руководителях институтов ЕС и генеральном секретаре НАТО. Об односторонности говорит и значительно более жёсткий подход новой администрации к Ирану, подтверждённый в выступлениях в Мюнхене, который не разделяется большинством союзников США – кроме Израиля и Саудовской Аравии.
Наконец, в пользу односторонности говорят два главных изменения политики администрации Трампа в отношении Европы и НАТО по сравнению с президентством Обамы: более жёсткое требование к европейцам повысить оборонные расходы и скептическое отношение к ЕС, предпочтение работать с европейскими странами в двустороннем формате. Новая администрация чётко даёт понять: поддержка и солидарность должна быть обоюдной, и если европейские страны в силу военной слабости перестанут быть полезными США и не будут вносить сопоставимый вклад в собственную безопасность (по крайней мере на уровне 2% ВВП), то отношение к ним со стороны Америки может быть пересмотрено.
Это – не первый случай, когда США предъявляют европейцам такую претензию: те же заявления слово в слово – и даже в ещё более жёсткой и категоричной форме – делал в 2012 году тогдашний министр обороны США Роберт Гейтс. Однако при Трампе США будут давить по этому вопросу существенно жёстче, чем при Обаме: тогда Гейтс произносил эти слова, уходя с поста главы Пентагона. Сегодня администрация Трампа с этого начинает.
В остальном же политика США в Европе остаётся прежней: Пенс и Мэттис подтвердили и приверженность Вашингтона решениям саммитов НАТО в Уэльсе и Варшаве о размещении военной инфраструктуры в Польше и странах Балтии, и неизменность подхода к украинскому кризису. Известно также, что в администрации Трампа склоняются к тому, чтобы пока оставить политику Обамы по созданию в рамках НАТО системы ПРО без изменений.
