В том, что Сирия стала отличным испытательным полигоном для новейших образцов российского оружия, ни у кого не было сомнений с самого начала нашей операции в этой стране. Но теперь очевидно, что анализ результатов боевого применения Вооруженных сил тщательно контролирует высшее руководство РФ.
Это стало понятным, когда на днях президент Владимир Путин заявил: «Операция в Сирии выявила и определенные проблемы, недостатки. По каждому проблемному вопросу должно быть проведено самое тщательное расследование. Имею в виду профессиональное расследование, самый тщательный анализ, а затем приняты меры по устранению этих проблем. Это позволит скорректировать дальнейшее направление развития и совершенствование образцов военной техники»
Понятно, что никто и никогда открыто не расскажет нам о том, какие именно слабости нашей армии и флота выявила сирийская война. Да и ни к чему такие данные широкой общественности. Эта совершенно секретная информация предназначена лишь для узкого круга российских генералов, конструкторов и руководителей оборонной промышленности и науки. Но дело в том, что итоги нашей первой в истории Вооруженных сил РФ воздушно-космической операции сейчас с не меньшим вниманием подводят во всем мире. В том числе и те, кого принято называть вероятным противником. При этом происходят регулярные утечки в прессу. Как в отечественную, так и в зарубежную. Вот эти утечки и позволяют уже сегодня открыто сделать весьма любопытные выводы.
Для нас война в Сирии — это, прежде всего, скоординированные действия Воздушно-Космических сил и Военно-Морского флота на большом удалении от мест постоянного базирования. Поэтому и подводить итоги для них резонно по отдельности. Так и поступим.
В небесах
Эксперты всего мира отмечают высокую степень интенсивности (в общей сложности — более 10 тысяч боевых вылетов, в некоторые сутки — до 150 боевых вылетов) и отличную организацию применения российской фронтовой и армейской авиации. Что в решающей мере позволило переломить ход войны и при этом свести к минимуму боевые и эксплуатационные потери.
Картина выглядит еще более впечатляющей, если учесть, что всего семь лет назад, во время очень скоротечной войны в Южной Осетии, гордиться нашим летчикам оказалось совершенно нечем. Тогда, в августе 2008 года, российская боевая авиация за четыре дня боев с заведомо слабым противником потеряла семь самолетов. В их числе даже дальний бомбардировщик Ту-22М3. Еще четыре машины были серьезно повреждены. Впоследствии выяснилось, что наибольший урон авиаторам был нанесен огнем нашей же противовоздушной обороны.
При этом интенсивность боевых вылетов в Южной Осетии не шла ни в какое сравнение с той, что ВКС РФ продемонстрировали в Сирии. Скажем, 368-й штурмовой авиаполк, дислоцированный в Буденновске, произвел лишь 86 боевых вылетов. Но после ракетно-бомбовых ударов по грузинским войскам, не оказывавшим нашим летчикам серьезного противодействия, на аэродром не вернулись три Су-25. Еще два «грача» получили такие повреждения, что их пришлось вскоре списать в утиль.
Совершенно иную картину мир увидел в Сирии. К боевым же потерям там можно отнести трагедию, случившуюся 24 ноября 2015 года. Тогда, напомню, в приграничном районе этой страны российский фронтовой бомбардировщик Су-24М2 был вероломно сбит турецким истребителем F-16С. При попытке спасения экипажа наши ВКС от зенитного огня террористов потеряли еще и вертолет Ми-8АМТШ, на котором к месту крушения бомбардировщика пробивалась поисково-спасательная группа.
Что касается эксплуатационных потерь, то более чем за полгода боевых действий таковая у нас единственная. 12 апреля 2016 года в Сирии в ночном полете потерпел крушение ударный вертолет Ми-28Н «Ночной охотник». Погибли оба члена экипажа. Как показал анализ, техника при этом работала безотказно, подвел так называемый человеческий фактор. В условиях плохой видимости пилот потерял пространственную ориентировку и направил машину в землю.
Означает ли это, что в действиях авиационной группировки, сформированной на аэродроме Хмеймим, все безупречно? Конечно, нет. Прежде всего, в ее распоряжении оказался весьма ограниченный арсенал высокоточного оружия. Это отмечают и наши эксперты, и американские.
Так, 24 февраля нынешнего года портал Strategy Page отметил, что под крыльями российского фронтового бомбардировщика Су-34 на аэродроме Хмеймим была замечена противокорабельная ракета Х-35. Однако морских целей в окрестностях не предвиделось. Поэтому специалисты портала предположили, что российские летчики ракетой Х-35 готовились стрелять по наземной цели.
При этом, как указывает Strategy Page, это высокоточное оружие действительно можно применять не только против вражеских кораблей и судов. Для войны на суше принятая на вооружение в 2003 году ракета, имеющая дальность стрельбы до 130 километров, тоже годится. Но она намного дороже обычных управляемых авиационных боеприпасов. Поэтому, считают западные специалисты, подвесить Х-35 под крылья фронтового бомбардировщика в Сирии российским военным пришлось не от хорошей жизни. Сказалась острая нехватка «профильных», если можно так выразиться, современных средств поражения.
К тем же выводам, что и зарубежные специалисты, пришел и директор центра Анализа стратегий и технологий Руслан Пухов. В частности, он считает: «Несмотря на демонстрируемый прогресс, в техническом отношении ВКС России в сирийской кампании находятся на уровне американских ВВС периода операции «Буря в пустыне» 1991 года. То есть сильно отстают от США и в целом современной западной военной авиации.
В части высокоточного оружия ВКС России в ходе кампании применяют главным образом боеприпасы со спутниковой коррекцией. Этот способ наведения имеет ограничения, в том числе по точности. Сами бомбы КАБ-500С калибра 500 кг и крылатые ракеты зачастую излишне мощны для типовых целей в этой войне. У российской авиации очень мало (а то и вовсе отсутствуют) высокоточных средств борьбы с движущимися, малоразмерными и хорошо укрепленными целями».
Очевидно, избыточным выглядит и применение по позициям террористов новейших высокоточных крылатых ракет большой дальности Х-101 со стратегических бомбардировщиков Ту-160. А со «стратегов» Ту-95МС — крылатых ракет Х-555, переоборудованных в неядерный вариант из ракеты Х-55. Но ведь совершенно понятно, что и Х-101, и Х-555 созданы для большой войны, для поражения весьма важных и масштабных целей. Таковых просто быть не могло и не может быть в Сирии. Причина этой странности все та же — крайняя ограниченность арсенала высокоточного оружия наших ВКС.
По мнению Пухова, операция в Сирии наглядно продемонстрировала серьезное отставание России в области создания беспилотных летательных аппаратов (БЛА). Что привело к существенным сложностям с организацией разведки и целеуказания на поле боя.
Хуже всего, судя по всему, дело обстоит с ударными БЛА, без которых, допустим, американцы давно не ведут ни одну войну. У нас ударных «беспилотников» нет вообще. Их разработка начата с большим опозданием и не завершена до сих пор. Как и БЛА большой дальности со взлетным весом от одной до пяти тонн. В лучшем случае, такие машины на вооружение ВС РФ будут приняты к концу нынешнего десятилетия.
На море
Самых высоких оценок за действия в Сирии заслуживают российские военные моряки. В продолжающейся воздушно-космической операции против террористов им пришлось решать следующие основные задачи:
— беспрерывное и бесперебойное снабжение армии Башара Асада и российской группировки оружием, боеприпасами, топливом, продовольствием и прочим тыловым имуществом;
— прикрытие приморского фланга и осуществление противовоздушной и противодиверсионной обороны наших войск;
— нанесение ударов высокоточным оружием корабельного базирования по позициям террористов.
Что касается первой задачи, то ее выполнение потребовало предельного напряжения сил. К налаживанию надежного «морского» моста между нашим Новороссийском и средиземноморским Тартусом пришлось привлечь практически все наличные исправные большие десантные корабли ВМФ РФ. А именно — 16 из 19. В том числе и те, что базируются на Тихом океане и в Североморске. С сентября 2015-го по март нынешнего года в общей сложности они совершили 80 рейсов в Сирию. Что с учетом расстояния между российским берегом и театром военных действий можно считать пределом возможностей флота.
К тому же средний возраст этих БДК — 27 лет. В других условиях они давно бы пошли под списание. Но замены нет, и не предвидится. В ближайшие пару лет флот может рассчитывать максимум на два новых больших десантных корабля проекта 11711 типа «Иван Грен». Головной корабль с этим именем уже много лет строится в Калининграде, да все никак не выйдет даже на испытания. Второй БДК проекта — «Петр Моргунов» — заложен в июне 2015 года.
Однако даже если эти планы сбудутся — два современных БДК на четыре флота — это даже не смешно. Поэтому без срочной корректировки кораблестроительной программы в этой части точно не обойтись.
Придется что-то делать с крупными ударными кораблями, составляющими основу нынешней Средиземноморской эскадры. Ядро этой эскадры с самого начала операции в Сирии составлял гвардейский ракетный крейсер проекта 1164 «Москва». Именно его комплекс ПВО С-300Ф «Форт» вместе с наземной системой ПВО С-400 «Триумф», несущей боевое дежурство на авиабазе Хмеймим, до января составляли основу нашей системы противовоздушной обороны. В январе сильно изношенная за последние годы «Москва» отправилась на ремонт в Севастополь. Ее место у побережья Латакии занял другой крейсер проекта 1164 — «Варяг», пришедший с Тихого океана.
Уже объявлено, что у Сирии он будет находиться, скорее всего, до сентября. Что очень много для такого корабля по нынешним временам.
Почему так долго? Потому что менять «Варяга» в тех широтах, по сути, некому. «Москва» вряд ли успеет подготовиться к новому походу.
Есть еще только один подобный корабль — «Маршал Устинов» на Северном флоте. Только он уже много лет на нескончаемой модернизации. Она должна завершиться в нынешнем году. Но не менее полугода экипажу потребуется на отработку организации службы, на испытания новых механизмов и агрегатов, на сдачу всех курсовых задач. Без этого на боевую службу в Средиземное море «Маршала Устинова» никто не отправит.
Последний теоретически возможный сменщик «Варяга» — тяжелый атомный ракетный крейсер «Петр Великий». С сентября прошлого года и он в ремонте. На 82-м судоремонтном заводе в Мурманске.
В Северодвинске модернизируют еще и тяжелый атомный ракетный крейсер «Адмирал Нахимов». Только и он не помощник сегодня, поскольку выйдет в море не ранее 2018 года.
Все. Как говорится: «Расчет окончен!» Серьезных ударных боевых кораблей в составе российского ВМФ больше нет. Малые ракетные корабли проекта 21631 типа «Буян-М» со ставшими знаменитыми на весь свет «Калибрами», безусловно, хороши. И черноморские новобранцы из их числа — «Зеленый дол» и «Серпухов», уже поочередно сходили к Сирии. Однако для серьезного противостоянии вдали от родного берега они хороши только вместе с ракетными крейсерами, а не вместо их. Хотя бы потому, что их ПВО откровенно слабовата. А у Сирии нужен именно дальнобойный и мощный «Форт».
И это еще одна проблема, над которой Кремлю и Минобороны придется основательно поломать голову, анализируя уроки Сирии. Над решением биться придется не один год. Нужна программа на десятилетия.