Дожили: на парадах уже маршируют боевые роботы. И это не шутка: недавно на Хмеймиме вместе с обычной техникой прошли многофункциональные робототехнические комплексы «Уран-9».
О том, как далеко шагнула наша боевая техника, я беседую с ведущим программы «Военная приемка» телеканала «Звезда» Алексеем Егоровым.
Алексей, сильное впечатление оставила сцена из твоего сюжета о боевых роботах. Особенно когда создатель «Урана» испытывает его на себе: становится на пути 10-тонной машины… Это, скажем так, кино?
Алексей Егоров: Все так и было. Но скорость в тот момент была небольшая, поэтому риск невелик. Все, что на наших съемках, абсолютно реально. Единственное, в случае испытаний «Урана-9» для подстраховки был человек, который мог нажать красную кнопку и дистанционно остановить робота.
Но красную кнопку он так и не нажал. Не было необходимости.
С роботами настолько все гладко?
Алексей Егоров: Самая большая проблема с роботами — скорость связи. Условно говоря, ты с помощью робота видишь, что нужно стрелять. Пока обработал информацию, пока прошел сигнал… Речь идет о долях секунды, но и это имеет значение. Решение в бою должно быть принято мгновенно. Развитие боевой робототехники идет по двум направлениям. Под роботов создают новые программы, сокращающие время прохождения сигнала. И как никогда актуальна проблема: можно ли передать роботу право принимать решение на выстрел, а значит, на стрельбу по человеку. Но это вопрос из плоскости права.
«Уран-9» робот в буквальном смысле слова. Но есть роботизированные танки, та же «Армата»: экипаж в изолированной бронекапсуле, башня необитаемая, стрельбой управляют дистанционно.
Я правильно понял сюжет об умных минах: они скоро смогут отличать солдата от гражданского?
Алексей Егоров: Так и есть. Многие годы никто в мире не мог понять, как устроены даже наши относительно старые мины, такие как «Охота». Их применяли еще в Афганистане. Мина отличала животных от человека: баран пройдет и не взорвется, а человек не пройдет. Только после развала СССР такие мины нашли на складах одной из прибалтийских республик. Узнали: главный секрет в сейсмодатчике.
Сейчас разработаны более совершенные, например «Медальон». Она еще умнее. И действительно, следующее поколение наших мин научат отличать солдата от гражданского. Как такое возможно? Мины чувствительны к металлу. Но не только это. Есть еще секреты, о которых говорить мы не можем.
Сцена: вот ты в белой рубашке «верхом» на самоходке «Коалиция». На скорости ведешь репортаж, держась за ствол. Не рискованно?
Алексей Егоров: Она, кстати, идет очень плавно. Риск? Мы сначала тренируемся, экипаж выбирает оптимальную скорость. Кстати, гораздо сложнее моему оператору. Я-то хоть руками за ствол держусь, а у него в руках камера. Иногда оператора даже привязываем. И всегда выбираем места, где есть три точки опоры: для ног и для распорки тела.
Насчет камер: вы их часто размещаете в зоне обстрела. Начальство с пониманием относится к потерям?
Алексей Егоров: Мы уже начали коллекционировать разбитые GoPro. Но многие камеры выживают, повреждается лишь крепление. Что до начальства, то все понимают, что, делая серьезную военную программу, нельзя рисковать людьми. А если не рисковать техникой, то ничего и не снимешь.
Мы, например, когда делали фильм про огнеметы, коптер у нас висел прямо над точкой попадания. А там дорогая техника, раз в 10 дороже, чем обычная GoPro.
Бывает, потери идут не от мин и снарядов, а от того, что они попадают в зону радиоэлектронной борьбы.
Был случай. Работали на серьезном объекте, на каком именно, не скажу. Получили все разрешения. И вот ни с того ни с сего коптер сбивается с курса. Летит нормально и — раз, падает.
Техника исправна, батареи заряжены, управление в норме. И вдруг какая-то сила все меняет. Бац — и на полной скорости в землю.
В сюжете о подводной лодке ваши дроны тоже вели себя очень странно.
Алексей Егоров: Во время съемок на «Владимире Мономахе» у нас не было своего коптера. Мы наняли команду с большим опытом. Камера у них была не GoPro, а полноценный «Марк» с дорогим объективом. И вот летит наш коптер и в каком-то месте проседает на полметра вниз, потом полет восстанавливается. Чертовщина! Ровный полет — провал — ровный полет — опять провал. Снять панораму не получается, пишем только отрывки секунд по 5-7. В конце концов ребята без моего согласия взяли и запустили коптер на полной скорости по этой траектории. Просто чтобы понять, что происходит. И… исчез коптер.
Представьте ситуацию: Северодвинск, пять утра, отснятый материал неизвестно где. Подняли на уши все службы, нашли. Коптер разбился, но фотоаппарат уцелел.
Как вас понимают моряки «Дональда Кука»! (эсминец флота США, у которого отказала вся электроника при приближении российского бомбардировщика Су-24. — Ред.). И напрашивается вопрос: за счет чего мы что-то эдакое создаем, а у других не выходит? Скажем, самый точный РПГ-29 «Вампир», который называют «снайперским гранатометом». Мы можем такие делать, они — нет. Приятно. Но все-таки почему?
Алексей Егоров: Конструкторы мне не раз говорили: они делают то оружие, которое им заказали. Военные задают требования, которые всегда за пределами существующего уровня. На два-три шага вперед.
И еще. Всегда получаются замечательные системы, когда предприятие не кичится своими достижениями, а в рамках ВПК объединяет усилия с коллегами. Например, в советское время приоритет в ресурсах и финансировании был у ядерщиков. И когда ядерщики разработали снаряд для комплекса «Хризантема», то он получился уникальным.
Или взять оригинальное решение — воспламенение заряда при выстреле САУ «Коалиция» происходит за счет СВЧ-излучения. То есть порох поджигается одномоментно, как в микроволновке, что резко увеличивает эффективность выстрела. А вот как, это секрет.
Зрители бывают недовольны?
Алексей Егоров: Нас упрекают: вы не даете людям раскрыться, в эфире звучит мой долгий вопрос, в ответ: «да», «нет» и «не имеет значения». Создается впечатление, что наши генеральные конструкторы и военпреды косноязычные. Это не так. Просто говоря в камеру, они все время думают: лишнего бы не сболтнуть. Кстати (смеется), поймал себя на мысли, что сейчас веду себя так же, как они.
«Коалиция», Су-34 и Т-50 — продукты высоких технологий. А возьмем миномет. Его создали более века назад. Ничего нового в конструкции не появилось: труба, плита и прицел. Во время Великой Отечественной добавили гениально простой механизм от повторного заряжания. И все! Но мы создали бесшумный миномет, а никто в мире не смог.
Алексей Егоров: У нас есть организация, название которой еще недавно нельзя было произнести вслух, — НИИ прикладной химии. Мы очень сильны в разработке химических составов. Можно сказать, законодатели мод. Например, ничего подобного нашей тяжелой огнеметной системе «Солнцепек» в мире нет.
Когда снимали сюжет про огнеметы, то нас не допустили в цех, где производят термобарические боеприпасы. Это редкий случай, обычно пускают. Но если в кадр попадут станки, то экспертам станет понятно, что делаем и в каком направлении движемся.
Напрямую на вопрос о бесшумном миномете не отвечу. Просто скажу, что есть ощущение, что это спайка химиков и производителей минометных систем. Секрет не столько в миномете, сколько в его выстреле.
Что касается мировых рекордов, то их в истории создания нашей военной техники огромное количество. Например, все знают, что такое кевлар. Между тем у нас было создано превосходящее кевлар арамидное полотно. Но кто о нем слышал?
Мы первыми создали цельнометаллическую субмарину. Спущена на воду в 1834 году. Конструктор — генерал-адъютант Карл Шильдер. С нее совершен первый в мире пуск ракет из подводного положения.
Сделаем доброе дело: военных раздражают мифы и ляпы об армии и об оружии. Создадим список «ляпов»? Например, не надо говорить «за штурвалом истребителя». Правая рука летчика — на ручке управления самолетом, левая — на РУДах (рычагах управления двигателями). Штурвала в кабине истребителя нет.
Не бывает «командующих взводами». Взводом, ротой, полком, бригадой, дивизией командует командир. Армией и выше — командующий.
Продолжишь?
Алексей Егоров: Не существует пули «со смещенным центром тяжести». Хотя многие в этот миф верят. Если бы такая пуля была, то летела бы она куда угодно, но только не в цель.
На военном корабле и на субмарине нет капитана, там — командир…
Но я могу сказать, что людей раздражает больше не это. Снимали скоростной катер «Раптор». Подошел к командиру, предупредил, что морских законов и терминов не знаю. Он говорит: «Да называй как хочешь. Люк назовешь крышкой — не страшно». Вот когда ты не разобрался — плохо. Если, скажем, генеральный конструктор тщательно готовился к визиту съемочной группы, а ты к нему приехал неподготовленным, это раздражает. Но если люди видят, что ты погрузился в тему, то мелочи прощаются.
Показательно: был на заводе под Красноярском, который выпускает процентов 90 наших спутников. Когда прощались, нам говорят: сюда приезжали больше сотни журналистов. Но вы первые, кто на нашем заводе снимал так долго: три дня.
А у них столько всего интересного…
«Военная приемка» выходит еженедельно, это как безостановочный конвейер. Сюжетов хватает?
Алексей Егоров: Да, очень такой мощный конвейер. Но с сюжетами у нас все очень хорошо. Как мне сказали в КБ Челомея, секретов, о которых мы вам расскажем (сейчас или когда придет время), у нас гораздо больше, чем вы можете представить.