Судя по официальным сообщениям последняя крупномасштабная боевая задача – ликвидировать оплот ИГИЛ в Дейр-эз-Зоре, а добивание анклавов – дело техники. А тут – и окружение, и погибший генерал, и пленные… А сейчас ещё и самолёт.

Опять потери… Лётчики. Пилот Юрий Медведков и штурман Юрий Копылов.

Согласно сообщению Министерства обороны России, «10 октября во время разгона на взлёт с аэродрома Хмеймим для выполнения боевой задачи самолет Су-24 выкатился за пределы взлётно-посадочной полосы и разрушился. Экипаж не успел катапультироваться и погиб».

Казалось бы, потери небоевые – техническая неисправность машины. Но факт в том, что в связи с интенсификацией боевых действий Сирии в последнее время и люди, и машины работают просто на износ, разрываясь между целым рядом направлений от Идлиба до Дейр-эз-Зора.

Общими усилиями удалось ликвидировать непосредственную угрозу важнейшей наземной линии снабжения группировке российско-сирийской коалиции действующей в провинции Дейр-эз-Зор.

Как сообщает информационное агентство ANNA-News со ссылкой на военные источники, «части САА выбили террористов из окрестностей нефтегазового месторождения аль-Хаиль и горного хребта Джебель-Тантур, сняв угрозу захвата Сухны и установив контроль над утерянными участками трассы в направлении Пальмиры».

Началось все 28 сентября, когда боевики ИГИЛ начали внезапную наступательную операцию, нанеся несколько ударов мобильными отрядами на «тачанках» при поддержке лёгкой бронетехники на нескольких участках трассы М20 «Дамаск-Дейр-эз-Зор». К вечеру первого же дня наступления создалась очень опасная ситуация, когда возник риск захвата террористами городов Сухна и Пальмира.

Как сообщил военкор Роман Сапоньков, вечером 28-го числа порядка 300 бойцов 18-й дивизии САА, поддавшись паническим слухам, снялись со своих боевых постов с полным вооружением и выехали в сторону Хомса, в результате чего на участке от Сухны до Пальмиры образовалась 30-тикилометровая брешь. Положение спасли «неназванные силы», которые «всю ночь пинками загоняли беглецов на позиции, организовывали и высаживали десант в эти два города».

Надо ли дополнительно объяснять, о каких «неназванных силах» идёт речь?

Совершенно очевидно, что российское участие непосредственно в боевых действиях не ограничивается исключительно огневой поддержкой правительственных сил со стороны ВКС и ВМФ.

Однако именно сейчас, когда от террористов освобождено уже порядка 90 процентов территории страны и военная операция выходит на финальную стадию, может возникнуть впечатление, что что-то пошло не так.

19 сентября взвод российской военной полиции несколько часов ведёт бой в окружении многократно превосходящих сил боевиков «Джебхат ан-Нусры» в провинции Идлиб, и на его деблокирование приходится экстренно бросать бойцов ССО и ЧВК.

24 сентября становится известно о гибели накануне на командном пункте в районе города Дейр-эз-Зор генерал-майора Валерия Асапова, убитого прямым попаданием в результате обстрела по точному целеуказанию.

28 сентября в ходе наступления ИГИЛ в районе посёлке Аш-Шола провинции Дейр-эз-Зор в плен к террористам попадают двое бойцов из неофициального состава нашего воинского контингента в Сирии.

И это далеко не полный перечень даже общеизвестных фактов. Не говоря уже о том, что дополнительно всплывает на неофициальных или региональных информационных ресурсах и в социальных сетях.

Сторонникам апокалиптической версии всё ясно – «военная авантюра», «беспросветное болото», «афганская ловушка», «что и требовалось доказать».

У людей же сочувствующих появляются вполне естественные и закономерные вопросы. В чём дело? Казалось бы, судя по официальным сообщениям, «ещё немного, ещё чуть-чуть», последняя крупномасштабная боевая задача – ликвидировать ключевой оплот ИГИЛ в Дейр-эз-Зоре, а добивание оставшихся анклавов – это уже дело техники.

А тут – и окружение, и погибший генерал, и пленные… А сейчас вот ещё и самолёт, который просто до смерти устал…

Как объяснить наблюдаемый общий рост потерь? Что это – какой-то сбой в системе или принципиально иной уровень вовлечённости в конфликт?

Объективное состояние сирийской армии к моменту начала нашей антитеррористической операции два года назад, на фоне высокой боеспособности боевиков, изначально предусматривало непосредственное участие определённой части нашего контингента, от рядовых бойцов до генералов, в наземных операциях.

Проблема с сирийской армией, несмотря на уже проделанный нашими военными специалистами огромный объём работ, до конца ещё, к сожалению, не решена.

Так что никакого сбоя в системе нет. Есть целый ряд объективных факторов, негативно влияющих на текущую ситуацию.

Во-первых, по мере развития наступления всё дальше на восток к Евфрату происходит растягивание коммуникаций, что существенно усложняет снабжение наступающих войск и повышает их уязвимость.

Во-вторых, увеличение площади территории, контролируемой официальным Дамаском, создает проблему их уязвимости в условиях ограниченной численности армейских и полицейских подразделений.

Выделение дополнительных наземных сил для надёжной охраны коммуникаций может привести к критическому ослаблению наступающей группировки. А дефицит таких сил может приводить к последствиям, которые мы наблюдали начиная с конца сентября, во время того самого контрнаступления названного боевиками ИГ «походом имени Шейха Абу Мухаммеда аль-Аднани».

Следующая проблема, актуальная применительно к Дейр-эз-Зору, — удалённость театра боевых действий от авиабазы Хмеймим, расположенной на западе страны. Этот фактор непосредственно сказывается на оперативности и эффективности поддержки наземных войск штурмовой авиацией. Подлётное время штурмовиков увеличивается, а время непосредственно боевой работы сокращается – топливные баки-то не резиновые.

Ещё одна существенная проблема – лояльность населения освобожденных от террористов территорий и объективной невозможности провести на них полнеценные фильтрационные мероприятия.

Ее недавно замечательно описал Евгений Крутиков: «И ещё год назад впервые возник вопрос о том, как относиться к тем, кто нормально интегрировался в ИГИЛ на бытовом уровне. Разговоры о том, что слишком многие посчитали для себя нормальным и даже приятным переместиться в средневековье, долгое время считались неполиткорректными».

Примером того, как подобные риски из сферы политических и морально-этических переходят в непосредственно военную сферу стала недавняя ситуация в городе Карьятейн. Этот важный логистический узел был взят под контроль правительственными силами в марте прошлого года в ходе операции по освобождению Пальмиры.

29 сентября в рамках того самого «похода» имени безвременно успокоенного «бармалея» перешёл в руки ИГИЛ при поддержке местного населения, и бои за него продолжаются до сих пор.

Однако даже взятые в сумме, все вместе перечисленные негативные факторы не создали бы перед нашей группировкой тех проблем, с перечисления которых я начал этот текст.

Существует еще один фактор, который по значимости я бы, пожалуй, поставил бы на первое место.

Как заявил ещё 4 октября официальный представитель Министерства обороны России генерал-майор Игорь Конашенков, «Мы не раз обращали внимание, что основным препятствием для завершения разгрома ИГИЛ в Сирии является не боеспособность террористов, а поддержка и заигрывание с ними американских коллег».

При всём скептицизме, который немалая часть общественности может испытывать к официальным заявлениям наших военных, данное утверждение в полной мере отражает сложившееся положение дел.

Действительно, боеспособность вооружённых формирований ИГИЛ, по сравнению со временем начала нашей сирийской кампании, снизилась очень сильно.

Наиболее боеспособными остаются подразделения террористов, сформированные из выходцев с постсоветского пространства. Граждане центрально-азиатских республик, жители Украины, боевики с Северного Кавказа, даже белорусы отметились – такой вот террористический интернационал.

Именно они продолжают оказывать наиболее ожесточённое сопротивление. Так было в Акербате, где порой доходило чуть ли не до рукопашной. Так происходит сейчас в Дейр-эз-Зоре.

Однако численность выходцев из республик бывшего СССР ограничена.

Достаточно эффективно продолжают действовать боевики ИГИЛ из Ирака, составившие некогда ядро группировки. Именно они стали главной ударной силой в рейдах террористов по коммуникациям наступающей группировки российско-сирийской коалиции в конце сентября. Но и здесь высокие потери и необходимость войны на несколько фронтов дают о себе знать

Местные же сирийские «кадры», набранные из всяческих асоциальных элементов и подростков, воюют весьма вяло и неохотно (как сказал один товарищ, «в шестнадцатом году такого не было»).

Плюс к этому, на общую боеспособность вооружённых формирований ИГИЛ в Сирии влияет и переброска боевиков с Ближнего Востока в Афганистан, о которой со ссылкой на информированный источник я говорил в одной из предыдущих колонок.

Данная информация получила официальное подтверждение буквально на днях. 5 октября на совещании руководителей спецслужб и органов безопасности России и иностранных партнёров в Краснодаре руководитель Антитеррористического центра государств СНГ генерал-полковник полиции Андрей Новиков сообщил: «С осени 2016 года наблюдается переброска значительных сил боевиков ИГИЛ из Сирии и Ирака на территорию Вазиристана (Пакистан)».

На этом фоне объективного снижения боеспособности террористов, именно «поддержка и заигрывание» американских спецслужб является основной причиной столь напряжённого и тяжёлого характера вот этого самого «последнего боя» с ИГИЛ в Сирии.

Факты взаимодействия с террористами и прямого пособничества им, в общем-то, налицо, хотя «американские коллеги» их всячески отрицают (точно так же, как и наше военное ведомство упорно отрицает другие вполне очевидные факты – это война, и ничего удивительного в этом нет).

Отчётливый след наших «американских коллег» есть и в массированном наступлении «Джебхат ан-Нусры» в Идлибе, и в точечном попадании в командный пункт, на котором погиб генерал Асапов, и в операции ИГИЛ с целью перерезать трассу М20, в ходе которой попали в плен наши бойцы.

Можно вспомнить и опосредованные поставки оружия террористам ИГИЛ и «Джебхат ан-Нусры» через структуры так называемой «умеренной оппозиции», и практически беспрепятственное продвижение вооружённых отрядов «Сирийских демократических сил» по контролируемым ИГИЛ территориям на восточном берегу Евфрата с целью воспрепятствовать освобождению этих районов правительственными силами, и «чёрная дыра» на стыке сирийской, иорданской и иракской границ, ставшая фактически зоной безопасности и плацдармом для действий мобильных групп террористов под прикрытием военной базы США в Ат-Танфе (которую «американские коллеги» в свою очередь прикрывают лагерем беженцев), и многое-многое другое, подтверждаемое самыми разными источниками, из чего складывается вполне определённая картина.

Противник заставляет нас распылять и без того ограниченные силы и средства и всеми способами стараясь задержать наступление на ключевом театре «последнего боя» с боевыми подразделениями ИГИЛ – в Дейр-эз-Зоре.

Эта провинция – центр сирийской нефтяной промышленности. Взятые под контроль ИГИЛ в 2014 году нефтяные поля, простирающиеся от Дейр-эз-Зора, столицы провинции, до города Абу-Камаль в районе сирийско-иракской границы, представляют критически важное значение как непосредственно для ИГИЛ, так и для наших «американских коллег».

Для первых это последняя реально значимая кормовая база на территории Сирии. Для вторых недопущение взятия нефтяных месторождений под контроль правительственными силами означает сохранение в своих руках важнейшего инструмента влияния на дальнейшие события.

Именно поэтому спецслужбы США, с одной стороны, оказывают поддержку террористам и координируют их действия, стимулируя активное сопротивление и контрудары, с другой, содействуют скорейшему занятию нефтеносных территорий отрядами «Сирийских демократических сил» (для этой цели в начале сентября сказочные «борцы с терроризмом» даже перебросили значительные силы СДС из-под Ракки, ибо «столица» ИГИЛ может и подождать, а вот нефтяные поля ждать не могут).

Да, за эти территории фактически идёт гонка, но сводить всё к банальной битве за нефть не считаю уместным.

При всём моём неприятии очень многих вещей в мире капитализма, исходящие от террористических структур угрозы не иллюзорны, и есть всё-таки очень большая разница между теми, кто получает теневые доходы от контрабанды нефти (аналогично с наркобизнесом в Афганистане) и обеспечивает финансирование людоедам, и теми, кто финансирует истребителей людоедов.

За нефтеносные районы враг цепляется всеми своими оставшимися когтями и зубами, и в огромной степени именно поэтому заключительная горячая фаза нашей антитеррористической операции сопряжена со всевозможными осложнениями.

Так что, говоря о «последнем бое», не будем забывать о том, что «он трудный самый»…